Ужин во Дворце Извращений - Страница 35

И за мгновение до того, как вершина холма заслонила ночное небо, он уловил слабую... нет, не мысль, а скорее эмоцию: лежавшее под ним, в шатре, физическое тело медленно, но верно изнашивалось, разлагалось, тогда как физическое тело там, в холмах, крепло. Неужели кровь, переданная одним другому, являлась символом связи, перехода? Неужели эта тварь превращалась в него? Неужели настанет день, когда она сложится окончательно и уйдет, оставив его, Риваса, лежать бездумным полиэтиленовым пакетом или кататься по ветру с шарами перекати-поля?

Уже почти нырнув обратно под оболочку шатра, который приближался, вырастая в размерах, он сообразил, что уловил еще одну полумысль-полуэмоцию этой твари: та была довольна, что он выбрал алкогольную блокаду, а не болевую. Потому что ей не хотелось... чего? Ущерба своему... своему двойнику? Мы теперь вроде братьев, решил он, оказавшись внутри дымного шатра и позволяя себе вернуться в свое тело. Или соперников.

Звук обрушился на него так резко, что он подпрыгнул перепуганным котом, и его пропитанные алкоголем органы пищеварения возмущенно отозвались на это движение. Стиснув зубы, он поднялся на ноги, шатаясь, ни на кого не глядя, выбежал из шатра и там, на дороге, избавился от большей части бренди и неожиданно большой дозы дикого аниса. По счастью, подобная реакция на причастие не была редкостью.

Чуть позже он вернулся обратно и прислонился спиной к стенке шатра, упершись пятками в пыль. Брезент прогнулся под его весом, и он отдохнул так немного в полулежащем положении, повернувшись лицом к востоку. Что ж, подумал он, по крайней мере на этот раз я не стоял на карачках, тявкая как бродячая шавка. Он зажмурился и набрал полную грудь свежего предрассветного воздуха.

Вдруг до него дошло: рассвет? И впрямь, небо за черным холмом начинало светлеть. Боже, подумал он во внезапной панике, неужели я вырубался на всю ночь? Значит, группа Ури уже выехала?

Он выпрямился и огляделся по сторонам. Несколько фигур в капюшонах еще суетились на поляне перед выходом из шатра, и он, шатаясь, устремился к одной из них и схватил ее за плечо.

– Послушайте, – пролепетал он. – Я... Мне полагалось быть... Понимаете, я из той группы, что должна была отправиться в Священный Город, но я только сейчас оправился от чертова причастия. Они ведь еще не отправились, нет ведь?

Фигура – в темноте Ривас не определил, мужчина это был или женщина, – вырвала плечо.

– Я... я не знаю, – всхлипнул голос. – Спроси кого-нибудь у входа. – Фигура отшатнулась от него и тут же растворилась на фоне темного холма.

Ничуть не ободренный таким ответом Ривас повернулся ко входу, до сих пор ярко освещенному изнутри.

– Скажите, группа, направляющаяся в Священный Город, еще не отправлялась? – хрипло спросил он у полудюжины людей, столпившихся там. – Я... э... должен быть... ну, типа с ними, ясно? – Он умоляюще оглядывался по сторонам.

Темные капюшоны повернулись в его сторону, но лиц против света он не видел.

– Они выехали несколько часов назад, брат, – произнес не самый дружелюбный мужской голос. – И их пастырь лично присмотрел за посадкой в фургон и убедился, что не забыли никого, даже тех, что не пришли еще в сознание. – Мужчина шагнул ближе. – Как тебя зовут, брат? Пытаться с помощью лжи попасть в город нашего Господа – грех, и весьма серьезный.

Еще одна фигура в рясе с капюшоном выступила из толпы.

– Его зовут брат Боуз, – сказала сестра Сью. – Хватайте его, он...

Ривас повернулся и бросился в темноту по тропе, ведущей вверх по холму. Он не слышал ничего, кроме топота тяжелых башмаков за спиной и стука собственного сердца в ушах. Он успел пожалеть, что за годы спокойной жизни в Эллее не заботился должным образом о физической форме, а потом чья-то рука толкнула его меж лопаток, и он, потеряв равновесие, полетел вперед, проскользил на пузе по земле и застыл в облаке пыли, отплевываясь и пытаясь вздохнуть.

Сильные руки рывком вздернули его обратно на ноги; он бы упал, если бы двое мужчин не подхватили его и не развернули лицом к шатру. Сестра Сью приблизилась к их задыхающейся троице, и в неверном рассветном освещении Ривас увидел на ее лице широкую, хищную улыбку.

– Он избавитель, – объявила она своим спутникам. – Тот самый, что убил нашего пастыря на стадионе в Серритос. Ему известен способ сопротивляться причастию. – Она остановилась перед ним, и ее полный свирепой радости взгляд заставил его зажмуриться. – Но и он у нас... уязвим, верно, ведь, братец? Его тоже можно заставить забыть кое-что – вроде того, кому принадлежит музыкальный инструмент или сколько ему лет. Да, – она негромко рассмеялась, протянула руку и провела пальцами по его исцарапанной, окровавленной щеке. – Да, я полагаю, после пары причастий в крепко связанном виде и последующего семидесятидвухчасового бодрствования под песнопения ты станешь значительно податливее – тебе не кажется? – и с радостью поведаешь нам все свои грехи в мельчайших подробностях.

Ривас подумал, что до сих пор ни разу еще не боялся по-настоящему.

– Послушайте, – залепетал он, изо всех сил стараясь при этом не разреветься или намочить штаны. – Послушайте, не нужно ничего такого. Я и так все скажу, все. Господи, обещаю вам, пожалуйста...

Сестра Сью снова рассмеялась, на этот раз почти ласково.

– Нет, нет, братец. Мы сделаем это по-нашему – как велит Господь. – Она повернулась к стоявшим за ней четырем фигурам. – Страх придаст ему сил. Держите его все четверо, свяжите его покрепче... только на шею веревку не надевайте. Очень скоро он будет счастлив слиться с Господом, но пока что наверняка предпочел бы покончить с собой.