Еще несколько миль фургон-лодка мирно катил по дороге. Начало пригревать. Краем глаза Ривас уловил какое-то движение над одной из развалин... и похолодел, увидев, что это пикирует на них с верхушки дерева бой-шершень размером с хороший кулак; даже отсюда, с расстояния в пару сотен футов, видно было радужное облако его вибрирующих крыльев. Раз ему довелось видеть, как такая тварь ужалила человека: бедолагу сшибло с ног ударом, но умер он, еще не коснувшись земли, отравленный ядом из трехдюймового жала, угодившего ему прямо в глаз.
Ривас готов был спрыгнуть с фургона и бежать, когда услышал за спиной щелчок, что-то просвистело у него над правым ухом, а спустя долю секунды шершень разлетелся на мохнатые клочки, только бесформенные пластины крыльев оседали на дорогу осенними листьями.
Ривас очень медленно повернулся назад. Сидевший на крыше за его спиной Найджел вложил камень в кармашек здоровенной рогатки, потом смотал резинку, спрятал оружие в шляпу и насадил ее обратно на голову. Взгляд его оставался холодным и невозмутимым, как у каменного изваяния.
– Лихо он с этой штукой управляется, Найджел-то, – заметил Леденец.
– Угу, – согласился Ривас, прикидывая свои шансы поскорее нейтрализовать эту парочку и посмотреть на девушек в фургоне.
Когда фургон проезжал мимо дерева, Ривасу пришлось зажать нос, ибо в воздухе стоял металлический запах убитого шершня.
В нескольких сотнях ярдов за ними шар перекати-поля зацепился за металлический столб, с которого еще свисали остатки проволочного заграждения, которое лет сто назад перегораживало улицу. Из сплетения ломких ветвей вынырнула полупрозрачная розовая голова, щурясь, огляделась по сторонам и принюхалась. На лице ее обозначилась улыбка, розовая рука эфемернее сброшенной змеиной кожи протянулась и не без труда отцепила куст от колючей проволоки. Потом голова и рука спрятались обратно, а куст покатился дальше на юг.
Часа в два пополудни Леденец свернул с относительно наезженных прибрежных дорог и направил фургон на восток по одному из старых шоссе, пересекавших полосу тропических зарослей и нырявшему в засушливые холмы в глубине материка.
– Почему свернули? – поинтересовался Ривас, глядя на то, как синяя полоса воды перемещается с правого борта за корму и начинает постепенно уменьшаться в размерах.
– Нынче вдоль берега движется чертовски большое войско, – объяснил Леденец. – Пришли с севера, захватили Санта-Ану и Вестминстер, а теперь спускаются к заливу – вдоль берега и морем. Жгут все на своем пути.
Ривас вспомнил пожары, которые видел на Лонг-Бич-Айленд прошлой ночью. Должно быть, они уже у входа в залив, подумал он.
– Надо же. Откуда они взялись?
Некоторое время старик не отвечал, осторожно направляя лошадей между угрожающего вида ямами в мостовой.
– Ну, – произнес он наконец, миновав опасное место, – мы были в Ханнингтен-тауне пару дней назад, так там говорили, это войско откуда-то с севера. Вроде как с Сан-Берду. – Он пожал плечами. – Что ж, может, и так.
– Надо же, – повторил Ривас, усаживаясь поудобнее и наслаждаясь приятной прохладой на правой щеке, которую всю первую половину дня поджаривало солнцем. Что получается, думал он: Эллей держит своих солдат у западной и северной границ, а Сан-Берду наступает с другой стороны. Уж не рассчитывают ли бердусские ребята застать их врасплох? А что, может и получиться. Почти все, кто странствует по Инглвудской пустоши, не отличаются особой разговорчивостью: Сойки, ухари, сутенеры вроде этих двух моих приятелей. Может, и получится.
Ко времени, когда Леденец завел фургон в похожее на гараж сооружение, достаточно высокое, чтобы в него уместилась торчащая мачта, девушки внутри начали беспокоиться. Ривас пытался услышать их голоса, поскольку не сомневался в том, что голос Ури узнает даже по прошествии тринадцати лет. Последние несколько часов он обдумал возможность попросить показать ему пленниц и неохотно отказался от нее – даже попытка изобразить внезапный прилив похоти была бы рискованной. Настоящий торговец Кровью вряд ли обратился бы с такой просьбой, к тому же подозрительности его спутникам бы не занимать. Впрочем, когда фургон остановился, голоса внутри понизились до неразборчивого бормотания, так что Ривас спрыгнул на землю и огляделся по сторонам.
Они находились в просторном, гулком помещении. Судя по длинным прямоугольным ямам в полу, оно и впрямь служило когда-то чем-то вроде гаража или ремонтной мастерской, однако имелись здесь свидетельства и того, что его использовали и с другой целью, и не так уж давно. В одном углу были грудой свалены полу истлевшие койки и носилки, а пригнувшись к полу, чтобы поискать себе оружие, Ривас наткнулся на маленькую пухлую бутылочку с резиновой диафрагмой вместо пробки. От прикосновения диафрагма раскрошилась, а содержимое бутылки испарилось давным-давно.
С улицы доносились приглушенные, похожие на скрип несмазанных осей крики возвращавшихся на ночь попугаев; впрочем, крики эти становились оглушительными, когда те пролетали зелено-оранжевыми стаями перед окнами гаража. Тени заметно удлинились, а небо окрасилось в розово-оранжевый цвет, когда Найджел, шаркая подошвами, направился к выходу с мотком бечевы и мешком жестянок – ставить сигнализацию на случай непредвиденных ночных гостей.
– Вы как, обычно в фургоне спите? – спросил Ривас у Леденца.
– Ага, – откликнулся старик, сбрасывая на землю несколько холщовых мешков и спрыгивая вслед за ними. – Девицы внутри, мы с Найджелом на крыше. – Он уселся и принялся развязывать мешки. – Надеюсь, ты ничего не имеешь против свинины, – сказал он. – Да, кстати, – добавил он, покосившись на Риваса. – Попутчики ночуют сами по себе.